Главная страница - Текущий раздел: Статьи

ЗООПАРК: Москва, или туда и обратно.




Идея поездки пришла в голову Майка без звонка и без стука, когда мы уже зашли в тупик, выбирая между пить или не пить и что будем слушать - T-Rex или что-то еще. Меня посетила необычайной силы мысль, - объявил он, - не будет ли нам сейчас в кайф поехать в Москву? - Зачем это? -удивился я. Не знаю, но у меня там есть много хороших знакомых, и мы могли бы нанести им визит. Вероятно, будет комильфо позвонить им предварительно, дабы наш приезд не поставил их в неудобняк. Он взялся за телефон и, после напрасных попыток дозвониться до кого-нибудь, решил, что это не может повлиять на наши планы, позвонить мы еще успеем, а сейчас нам нужно хорошо подготовиться, что означало найти денег и купить в дорогу напитки, чтоб не скучно ехать. Этим мы и занялись в течение дня, сдавая пустую посуду и почти безуспешно стараясь залезть к кому-нибудь в долги. По ходу сборов к нам присоединился мой бывший одноклассник Саша Бицкий, отправлявшийся в столицу по своим делам. Оттого, что нас было трое, а погода стояла дрянь и уже темнело, решено было стопом не ехать, а двигаться быстро и с комфортом - в сидячем вагоне. Непонятное началось еще до того, как мы сели в поезд. По дороге на вокзал к нам с Майком подполз мужик, затянувший странный разговор о том, что надо кого-то завалить, снять и поделить капусту. Для убедительности он придоставал из-за пазухи похожий на пистолет предмет. Иногда тот падал с пустым дребезжащим звуком, мужик суетливо его подбирал и догонял нас, продолжая нести свой назойливый бред. Отстал он только на вокзале, где мы встретились с Сашей. Видимо, делить капусту на такую большую банду показалось ему невыгодным. Мы сели в вагон, имея с собой литр Стрелецкой. Предполагалось, что этого хватит, чтобы потом спать до самой Москвы. На деле, настойка оказала противоположный эффект и заснуть удалось лишь на пару часов.
Столица встречала нас ленинградской погодой, олимпийскими медведями и милицейскими патрулями, уже начинавшими готовить город к спортивному празднику. Как три богатыря, мы вышли на площадь трех вокзалов, повернули направо и через два или три часа почувствовали, что уже достаточно нагулялись, замерзли и промокли. Пора уже было попасть к кому-нибудь на флэт, но все телефоны продолжали молчать. Немного их и было, этих телефонов.
В марте 80-го Майк был известен лишь небольшому кругу питерской рок-интеллигенции (существовал такой термин). Еще не было группы Зоопарк, не было первых выступлений перед московской публикой и не был пока записан альбом Сладкая N и другие. В общем, прогрессивная общественность столицы не имела никакого понятия, кто был этот носатый чувак, еще не успевший обзавестись черными очками и зябко подрагивавший под серым демисезонным плащом.
Когда день подошел к концу, у меня почти на самом заду порвались видавшие виды бархатные штаны Впрочем, огромную дыру удалось скрыть под длинным и (когда-то) дорогим пальто. Спать поехали на вокзал, а утром все повторилось. Хоть и удалось дозвониться до знакомых барышень, но те куда-то убегали и, кажется, не собирались возвращаться. Минорное настроение усугублялось мажорной музыкой ансамбля Space, которая доставала всюду выливалась на нас из окон, дребезжала в автобусе, раздражала во время стояния в очереди винного отдела и пр. и пр. Уокмены и другие шмудаки тогда были не шибко в ходу и, кстати сказать, лишь в конце 80-х у Майка завелся кассетник типа мыльница, оказавшийся единственным в его жизни. Нечем было заслониться от стократно повторяемого ту-ру-ру-ру-ру-ру и, выйдя из очередного на нашем пути магазина, мы направились в тихий и пустынный парк, где сами для себя исполнили программу сочинений Ч. Берри, К. Перкинса, а также фрагментов репертуара Роллинг Стоунз. Особенно нам удалась Star Star (Starfucker) - полная драматизма песня о женщине, изменявшей Мику Джаггеру со всеми подряд гитаристами и кинозвездами, в том числе - в извращенной форме - со Стивом МакКуином. По мере того как мы пели и пили, с каждым глотком утекали наши финансы. Кажется, их уже не хватало на обратный путь, а ехать стопам решительно было лень. Я позвонил в Ленинград своей доброй знакомой, требовательно умоляя выслать немного (чем больше, тем лучше) денег, что она и обещала сделать сразу, как только их найдет. И наконец, ближе к вечеру, Майк дозвонился до институтского приятеля, жившего тогда в Москве с родителями. Нас пригласили в хорошую семью, где за столом велись обстоятельные разговоры о выставках и театральных сезонах. Честно пытаясь в меру сил участвовать в беседе, мы, однако, догадывались, что попали в какой-то не такой круг. Право, не хотелось напрягать собой этих симпатичных людей. Майк заметно нервничал, а потом попросился к телефону и, после множества звонков и разговоров с кем-то, кто был ему едва знаком и не знаком вовсе, сообщил: Вот, я узнал телефон Татьяны. Татьяна и познакомила нас за два года до того. В свое время у нее с Майком был бурный и короткий роман, а затем она перебралась в Москву, где вышла замуж за инженера-строителя из Западного Берлина. Оказалось, они недавно поменяли квартиру, а мы звонили ей по старому, глухо молчавшему, номеру. Обрадованная нашим звонком, Таня велела нам приезжать немедленно. На предпоследние деньги мы взяли такси и вскоре были у нее. Мило, как нам казалось, мы обменивались впечатлениями, новостями и воспоминаниями, попивая грузинский коньячок и Столичную водочку. Вернее, пили мы двое, поскольку Таня была уже беременна, а муж, не принимая участия в общем веселье, угрюмо крутил косяки с анашой. Спали мы как убитые, а наутро вновь отправились гулять Прогулки эти нас уже достали, но Таня с мужем куда-то уезжали на целый день, и Михаэль не желал оставлять в квартире двух этих типов, которые неизвестно откуда взялись и непонятно, чего хотят. А потому мы отправились на Главпочтамт, надеясь получить деньги из Ленинграда. Оказалось, что перевод на мое имя пришел, только отчество изменилось на другое, весьма схожее. И денег мне не Дадут, так как поступили они от какой-то неведомой нам организации и вообще не из Ленинграда. И опять мы весь день шлялись по улицам, а вечером на Почтамте повторилась та же история. Мы вернулись к Татьяне, где нас ожидал удивительный прием. Едва мы вошли, в прихожую выскочил немецкий муж и заорал что-то неразборчивое. Насколько мы поняли, он был недоволен, что мы находимся в его доме и общаемся с его женой. Озадаченные, мы пытались что-то выяснить и объяснить но обкурившийся бюргер был глух ко всем доводам разума. На нашу подругу мы старались не смотреть, чтобы не расстраивать ни ее, ни себя. Все, что она могла для нас сделать - дать денег на дорогу домой. Так печально закончилась вся эта, изначально нелепая, затея. До Ленинграда мы доехали с бутылкой Слънчев Бряг и небольшим попутным скандалом, а праздник возвращения отметили в полуподвале дворницкой (она же мастерская художников) на Боровой. Прошло несколько дней, Майк позвонил и позвал к себе в гости. Оказалось, за эти дни он написал новую песню, что не было удивительно, а удивило то, что он решил сделать меня вокалистом своей будущей группы, создав этакий тандем автора и исполнителя, на манер П. Тауншенда и Р. Долтри (The Who). Новая песня называлась Пригородный блюз и через полчаса моего пения стало ясно, что тандем накрылся. Пришлось Майку самому петь и эту, и все другие сочиненные им песни, что и правильно, не фиг лениться. А на Пригородный блюз нашлись впоследствии еще и другие достойные исполнители, первым из которых был Б. Г и Аквариум. Желая как-то поправить дурацкую ситуацию, я и ляпнул, что, мол, если уж есть пригородный, то стоит в пару к нему создать и столичный блюз. О чем это? - спросил Майк. Ну, ты помнишь, мы недавно были в Москве?
- Да помню вроде бы...
- Это все ты мог бы зарифмовать.
- Ну и ты мог бы. Ладно, давай попробуем.
Майк быстро придумал размер будущего текста, и мы надолго задумались над первой строчкой. Наконец меня осенило: Здесь нас никто не любит. Да, - согласился Майк, - и мы не любим их. Кстати, это будет уже вторая строчка. В следующие час-полтора, показавшиеся мучительно долгими, сложился и остальной текст, в котором после первых двух н$гг ни строчки, сочиненной кем-то отдельно, кроме еще по одной etc, - это Майк придумал.
Здесь нас никто не любит и мы не любим их.
Все ездят на метро, ну а мы не из таких.
Мы берем мотор, хотя в кармане голяк,
Киряем свой портвейн и мы пьем чужой коньяк.
Я не люблю Таганку, ненавижу Арбат,
Еще по одной (наливай!), и пора назад
Здесь нас никто не любит и не зовет на флэт,
Не выставляет пиво, не готовит нам обед
Мы всем поддерживаем кайф, нам кайф ломают кругом,
В Сокольниках и в центре - один крутой облом.
Здесь холодно и гадко, здесь очень не вумат,
Еще по одной (наливай!), и пора назад.
И барышни в столице милы, но не для нас,
Они не любят звезд панк-рока, идут в сплошной отказ.
Меня динамит телеграф, не выдавая перевод,
Мне некуда укрыться, когда болит живот.
Из порванной штанины глядит мой голый зад,
Еще по одной (наливай!), и пора назад.
Здесь стремно в магазинах, здесь все не как у нас,
Тут не достать портвейна, в продаже только квас.
Народ здесь озверелый, все бьют друг другу фэйс,
Никто не слышал Stianglers, на топе только Space.
От этой всейдостачи так и тянет на мат,
Еще по одной (наливай!), и пора назад,
Про фашиста этого будем писать? - поинтересовался я. Вот еще. Много чести. Я такого не хочу даже ставить в книжку, - гордо процитировала звезда панк-рока великого пролетарского поэта. Новый опус мы озаглавили Блюз с подробным и обстоятельным описанием того, как Майк и Иша обломались в Москве в марте 1980 года. Перечитав его заново, мы были несколько удивлены тем, что у нас получилось. Стишки были весьма тенденциозные и некорректные. Честно говоря, за что это нас должны любить? - был риторический вопрос Майка. - Ясно, что не за что. Так вот они и не любят. А интересно, кому это мы поддерживали кайф?
- Винно-водочной торговле, несомненно. И вообще, у нас были только благие намерения. Ладно, как написали, пусть так и будет. Еще неизвестно, стоит ли это исполнять, - подвел Майк итог нашему акту совместного творчества. Прошло месяца два, за это время родилась Дрянь, Позвони мне рано утром и др., а про Блюз с подробным описанием мы оба вроде бы забыли. Но однажды раздался телефонный звонок, и Майк без предисловия сказал: Вот, послушай, а затем я услышал записанную на магнитофон песню, которая с того момента стала называться Blues de Moscou. До сих пор не знаю, при чем тут французский язык? Так как-то получилось, - исчерпывающе удовлетворил Майк мое любопытство. Вообще-то, все это не так должно звучать, но тут напряг со временем и
всем прочим. Я думаю, пусть пока так будет. Тем более неизвестно, будет ли кто-нибудь это слушать. Речь шла о записи Сладкая N и другие - вероятно, первого в русской рок-истории студийного магнитоальбома со всеми делами - обложкой, которую нарисовала Наталья Кораблева (впоследствии Науменко) и указанием всяких исходных данных, все взаправду. Осенью того же года протежируемый Б. Г. (тогда просто Борисом) Майк снова оказался в столице, Сыграв москвичам про Сладкую N и другие песни, в том числе Blues de Moscou, который местные жители приняли с особой теплотой. Златоглавая повернулась к Майку другой стороной, о чем впоследствии был написан Blues de Moscou № 2, его полноценная электрическая версия есть на диске ...в уездном городе N. Совместное же наше сочинение постигла забавная участь. Когда Зоопарк записался в легендарный Рок-клуб, Blues de Moscou № 1 не допустили к публичному исполнению (тенденциозность и низкий художественный уровень), и Майк лишь изредка пел его на конспиративных квартирниках. Underground, понимаешь. Сколько-то лет спустя все разрешили, и в конце 80-х Зоопарк активно гастролировал по России, время от времени исполняя наш пресловутый хит. Господи, неужели это еще может быть кому-то интересно? - думал я, стоя за кулисами. Но тинэйджеры реагировали бурно и восторженно, явно сопереживая персонажам, которых вот уж почти десять лет по-прежнему никто не любит и, наверное, отождествляя себя с ними. В январе 1992 года Юность напечатала посвященную Майку статью Ильи Смирнова с подборкой текстов, где Blues de Moscou был помещен под своим подробным и обстоятельным именем. Казалось, круг замкнулся. Много вина с той поры утекло и, говоря словами Джона Леннона, some have changed. Some forever, not for better.
И. ПЕТРОВСКИЙ
Апрель 1998 года



Читайте далее: АКВАРИУМ: Интервью с Борисом Гребенщиковым и Всеволодом Гаккелем (1988) АКВАРИУМ: Навигатор - история создания альбома CYNIC: Открытая дверь в бесконечность FLOTSAM & JETSAM: Дрейф сквозь штормовые широты DARK MOOR: Интервью с Энриком Гарсия (2001) DARKTHRONE: Интервью с Фенризом (сентябрь 2004) DARK TRANQUILLITY: Интервью с Микаэлем Станне (январь 2005) ДДТ: Юрий Шевчук: Все должно быть естественно ДДТ: Искусство быть взрослым - интервью с Вадимом Курылевым (2001) HOLE: Три дня с королевой панка DEATH: Такое хрупкое искусство - жить - биография Чака Шульдинера DEATHONATOR: Детонируя этот мир DEEP PURPLE: DEEP PURPLE DEEP PURPLE: Интервью с группой DEEP PURPLE во время их визита в Россию (2002) ADAM AND THE ANTS: Нашествие муравьев Дельфин: В местах, где я бываю, гуру не появляются - интервью с Дельфином (2001) DEPECHE MODE: Интервью с Мартином Гором и Энди Флетчером (2005) DIABOLICAL MASQUERADE: Интервью с Андерсом Нистромом (2001) Bruce Dickinson: Интервью с Брюсом Дикинсоном (2001)